Арестанту некогда оглянуться на вокзал, посмотреть на вас и вдоль поезда, он успевает только видеть ступеньки (иногда нижняя ему по пояс, и сил карабкаться нет), а конвоиры, обставшие узкий переходик от воронка к вагону, рычат, гудят: «Быстро! Быстро! Давай! Давай!»
От Яффы до Иерусалима ― незаметный подъём; перед Иерусалимом ― гряда иудейских холмов развёртывалась сплошным недостроенным городом; среди этих вылепленных природою стен, бастионов и барельефов ― отчётливый орнамент настоящей стены с вышками церквей и мечетей, выточенный из весёло-цветного местного камня; так издали выглядел семиворотный, пестроцветный Иерусалим, обстанный многими домиками широко развернувшихся европейских предместий, состоящих из сплошных садов миссий ― английской, русской, французской, немецкой и т. д.
Павел Максимыч водил Месяца к конюшням, овинам, коровникам и крестился ещё несколько раз, так что и Месяцу начало уже казаться всё близкое сквозным и прозрачным, а на первый план выступили, поднявшись со всех горизонтов, скромные сельские церкви и плотно обстали кругом, зовущие, звонящие, невинно белые, и показалось это трогательным в Павле Максимыче, что он все их так зорко видел, как бы ни стояли они далеко.
